Папа сыграл в «Маньчжурском кандидате» и умер, мама — бывшая модель со всеми вытекающими, маленькая Домино украла в храме монетку, и Бог сказал ей: не бери в голову. Девочка полюбила нунчаки, выбелила челку и научилась бить в нос так, чтобы сломать. Охотники за беглыми преступниками взяли ее третьей — чтобы, когда они идут по улице, прохожие не морщились, а завидовали... Продюсеры реалити-шоу приставили к ним операторов и двух обормотов из сериала «Беверли-Хиллз 90210». Потом завертелось: $10 млн, обиженный босс мафии, больной ребенок, толстая негритянка, грабители — любители «На гребне волны», афганский взрывник, отстреленная рука с наколотым кодом к сейфу, секс под мескалином, божий посланник с лицом Тома Уэйтса, казино в небоскребе, орел или решка.

Первые полчаса «Домино» смотришь открыв рот — потому что это как-то невероятно круто. Вторые полчаса — тараща глаза, потому что пытаешься понять, что же происходит. Оставшийся час пытаешься понять, что же происходит и почему так раздражает то, что еще полчаса назад казалось невероятно крутым. Как это отражается на соматических реакциях, трудно сказать — вероятно, все индивидуально. У меня лично было такое ощущение, как когда в глаз светят фонариком.

Тони Скотт двадцать лет был лучшим на свете постановщиком блокбастеров, от «Лучшего стрелка» до «Врага государства». Потом он придумал прием: он стал снимать блокбастеры так, как их снимали бы Годар или Кар Вай, посади их на студийный оклад. Он начал использовать смазанные планы, вставлять титры поверх изображения, баловаться со светофильтрами. Получились «Шпионские игры» и «Гнев» — отменные, новаторские, невероятной красоты триллеры. А потом прием сожрал Скотта.